"Смерть"
- Привет…
- Ты кто?!
-Смерть.
-Очень смешно.
-Так смейся.
- Как я могу смеяться, когда передо мной – такая девушка, ещё и полуголая…как бы это…в верхней части!? - и он всё-таки начал смеяться. Но так, галантно, осторожно. Скорее даже улыбаться вслух. Чтобы не вспугнуть девушку…она всё-таки была очень ничего. Да. Ещё одно. Это он краем сознания отметил почти сразу. У неё как-то вязко развевались волосы. Не так, как на ветру. Впечатление был очень странным, и от пристального взгляда на волосы – почему-то начинала кружиться голова. Движения, голос, - всё было в «нормальной скорости». За исключением волос. Волосы жили своей жизнью. Но очень уж какой-то медленной. Впрочем, если бы он мог разобраться…было много чего другого, более удивительного восприятию. И поэтому волосы оставались за кадром его прямого внимания. Их поведению удивлялось исключительно подсознание. Отчего общее впечатление было ещё сильнее. Подсознательное поражает незаметнее…
-Вы, люди – странные. - Сказала она, даже не улыбнувшись, и посмотрев при этом на свою грудь так, как будто она там выросла только что. И то - ненадолго. Как что-то постороннее, и не очень нужное.
- Вы же так любите? Я думала, что так будет лучше для общения. Разве нет?
Он посмотрел на неё с ещё большим недоумением, и задал вопрос для разрядки ситуации, должный быть такой себе защитой сознания - каплей юмора. Ведь если ложка дегтя убивает бочку мёда, то капля юмора - часто оживляет очень даже неподъёмные ситуации.
-Слушай, смерть…ты это... понимаешь, выбранный наряд не соответствует избранному амплуа. Тебе не кажется? Ведь смерть – чуть-чуть не такая!
На её лице проявилось какое-то удивление. Но и удивление у смерти в топлесс - тоже было определенно странным. Как будто изнутри за мышцы дергали нитки, и лицо выражало эмоции по приказу, как в роботе, «работающем» под людей – таких часто показывают по телевизору. Те, которых эмоции и лица, несмотря на все передовые потуги кибернетики, автоматики и механики – остаются лишь смешноватой претензией на копию человека. Они, пока – не больше чем пародия на движения душ этих самых людей, отображающихся на глади их лиц.
«Пластмассовое удивление. Какое-то специальное» - отметил он. И выдало его сознание - облегчающее заключение, стукнув мысленно молотком по столу, огласив отпустивший душу от страха – приговор: «Да она обкуренная! А жаль…».
-А какая? – именно в такую фразу вылилось её натужное удивление.
-Ну…ну, такая, как обычно описывают! Ну, рисуют там, мифология, то да сё…Библия опять же! – почему-то приплёл он в конце, чтобы не рассмеяться и не похоронить забавно начавшийся разговор. Так как в нём, всё равно, смешивался и какой то дикий интерес к ней. И страх. И замешательство. Он уже откровенно бы икал от смеха, над обкуренной молодушкой. Но грудь и живые волосы - не давали покоя ни глазам, ни уму. И поэтому нужно было держаться.
-Да ты что!? - несмотря на поддельную мимику – её вопрос прозвучал с явным интересом. И этот вопрос уже можно было обозначить как знак вопросительный - вместе с восклицательным. Ему не специально подумалось: «Нда…хоть и Смерть, а всё одно - баба! О себе лю-ю-у-юбит послушать!».
-Ну да! И хоть как угодно описывают – но только не как красивую, и обнаженную особу женского пола! «Кстати, а почему Смерть – всегда женщина? Может быть так легче, за ней идти…но тогда у женщин – она должна быть мужского рода…странно это всё» - опять пришел очередной экзерсис в голову.
«Смерть» прервала тяготы его размышлений по поводу её половых принадлежностей, и срезала мозг вопросом, который заставил посмотреть ей в зрачки и подумать: «Да. Эти беспринципные химики – убьют молодёжь!»:
-Можно посмотреть!?
-На что?
-На то, что вы считаете смертью.
Он мысленно застонал:
-Кто «МЫ»!?
-Ну, как кто? Люди.
-Господи! Да смотри, конечно! Ра-а-а-з-з-зрешаю! Раздеваться? – решил пошутить он. Шутка, конечно, получилась так себе. «Дурак!» - подумали его уши, и начали краснеть. Но твою мать! - не он же подошел к ней голяком, со странными волосами и глупыми вопросами!?
Вдруг что-то произошло. Неожиданно. Очень сразу и жестко - всё смущение, всю краску с ушей и мысли из его головы - снесло как кислотой. Превратив все мысли и эмоции во вспененную кашу. Она смотрела. Она начала смотреть, даже не отреагировав на шутку, как будто не поняв ничего, кроме ключевого, бравого: «Разрешаю!». Нет, она не совсем посмотрела. «Посмотрела», и то, что сделала она – разнилось точно так, как шутливое «бабах» ребёнка в песочнице, вскинувшего рукой совсем не страшные песчаные осколки, бывшие, когда-то, возможно, горами. Это, и ядерный «бабах», уничтожающий в один миг город с миллионами его жителей. Примерно такая разница в масштабах и наполнении пространства-времени событиями - было человеческим «смотреть», и ядерными смотринами смерти-девушки.
Тело стало приторным, сладко - непослушным. Он понял, что по настоящему означало словосочетание «подкосились ноги» и «замерло сердце». Больно не было. Но, она читала, как будто пальцем проводя по живому мозгу – такое у него было ощущение. Хотя он знал, как врач…да, он был врачом…что мозг, как орган – не чувствует боли. Видимо и так утомляясь от потока боли и глупости – как результатов нашего собственного отношения к себе. Но медицина медициной, а палец в голове – сначала разметал, а потом резко собрал воедино его «я».
Всё продолжалось...нет, не продолжалось, а просто произошло. Не было. И стало. Это он понял по тому, что остановившееся надолго сердце, как ему реально показалось – это всего лишь замершее время между двумя тактами. Для наблюдателя из внешнего мира – всё длилось бы ровно нисколько. Именно нисколько. В нашем мире нет временного понятия для «нисколько», потому что хоть сколько-нибудь времени на что-нибудь – но должно быть. Но в нашем мире – невозможно, взглядом взорвав, прочесть мозг - и сложить его назад.
«Как перед смертью! Точно как тот, после аварии, разорванный, которого мы шили…штопали, уже не веря в содействие его Ангела Хранителя…да, так он ведь рассказывал…рассказывал - ведь на жизнь он свою смотрел как вот я только что…получается что и он ЕЁ видел…это и точно Она…» - подумал он, резко вдохнув, как будто попал в ледяную воду. Резко затарахтело сердце, которое как будто кто-то подержал холодными руками, и бросил в грудную клетку, не нагрев.
-Ты прав. Я ведь сразу сказала. Но я теперь понимаю, почему ты сомневаешься. – Сказала она.
Бравада и самомнение Человека – резко поизносилась, побывав там, где возможны вещи, произошедшие с ним. Ни одна вещь или явление (а скорее вещь – уж очень мы поливаем всё вокруг чувством собственной значимости, взращивая вышеупомянутое до материальной составляющей) за все времена не изнашивались так сильно, и за такой малый срок, как сейчас - его самооценка и уверенность в себе. Её вопросы и ответы, множенные на странные декорации - просто сшибали с ног. И нельзя было на них - или не ответить, или не задать новый вопрос – настолько это всё затягивало. Да ведь и не говорить – теперь было просто страшно. Хотя, с другой стороны – теперь он наоборот, почему-то перестал её опасаться. Видимо на фоне пережитого – всё остальное уже было пылью. Молчать в её присутствии – было не в его силах. Как люди бессознательно кричат или стонут, когда испытывают боль, так, почти по тем же мотивам – он - говорил с ней. Просто так ему было легче. Молчать – означало остаться в тёмной комнате с ужасом один на один...а в разговоре - и умирать легче.
-В каком смысле я прав!? О чём ты?!
- Ты – перед Смертью. Я же тебе сказала. Сразу сказала. В общем то…
Мимика, логика, и эмоции робота, со стороны почти голой Смерти – просто ошеломляли. «Твою мать! Сальвадор Дали – просто жалкий говнюк, по сравнению с её сюрреализмом.!» - подумал он. И тут до него дошло!
- Ты откуда узнала, что я подумал, что жизнь прошла как перед смертью?…ну и…в общем ты поняла?! КАК!? – опять холодок побежал по телу.
-Ты – странный. Ты ведь мне сам разрешил.
«Блядь!!!» - в накатывающей истерике подумал Он – «Это Я!? Я!? Я – СТРАННЫЙ!?».
-Я прочитала в тебе. Ты ведь разрешил. Ну, и я прочла. – На её лице появилось такое же, отлитое на заводе пластмасс - смущение.
Он понял, что его на самом деле прочитали. Но юмор искрился жалкими пузырьками, как в полупустом и почти выдохшемся, забытом на балконе в Новый Год - бокале шампанского. Юмор и самообладание – хоть и получили несовместимые с жизнеспособностью пробоины, но ещё вытекали из головы. Уже больше в агонии, по инерции.
-Ну и что ты там прочла по Брайлю? – Капнуло чуть-чуть от юмора.
-Луи был хорошим мастером. Мне…по вашему – «нравилось» - наблюдать за ним. И он всегда знал, когда я рядом…у слепых всегда обострённые чувства. Он – это пример того, что сильных людей лишения и шорный нож могут сделать ещё сильнее. Чаще вы умираете в себе. А то, что я прочла в тебе - мне тяжело объяснить. Я и не думала, что вы – настолько странные…и настолько изменились.
-Мы – это конечно - люди? – решил съязвить он, с помощью последних, вытекающих остатков юмора.
-Конечно.
-Люди? Ладно! Хорошо…шизофрения сплошная…ну да ладно, раз уж мы все равно в палате… почему тогда – мы странные?
-Потому что вам - обязательно нужно выдумать образ тому, чего вы никогда не видели, не видите и не можете увидеть никак и никогда, по определению. Выдумываете, верите этому. Считаете, что в это должны верить все остальные. Иногда убеждены в чём-то настолько, вплоть до инквизиции. Убеждены так, что это просто удивительно. Я не беру во внимание обман и манипулирование. Удивительно, учитывая, что обычно то, во что вы верите, по настоящему, фанатично – вы никогда даже не видели. Да, конечно, вы обычно это и называете «верой». Давая, таким образом, себе, в своём человеческом стиле - послабление. При этом часто не хотите видеть и верить в то, что находится перед вашим восприятием, считая это обманом. Вы, люди – очень самонадеянны, учитывая такую неопределённость, живущую в вас. – Добавила она секунду спустя, последнюю фразу.
- Ха! А что, есть кто-то менее самонадеянный!? Какие-то более умные «ОНИ»!?
-Конечно, есть. Они – совершенно иные. Понятие «ум» - к большинству из них, в вашей интерпретации – даже невозможно применить. Скорее они – более рациональны.
-Кто же такие умники эти!?
-Ты скоро узнаешь. А пока – ты даже этого не поймёшь. До смерти. До того, как я закончу работу с тобой.
Его шатнуло и начало тошнить. Но не на ногах он не удержался...почему то он их не чувствовал с самого начала. Этого, правда он не осознал. Удар пришелся изнутри. Стало опять страшно, до самых атавистических составляющих страха.
- Извини, это максимально близкое понятие из ваших, общепринятых, которым я могу оперировать в данном случае.
Он решил, что это уже не смешно. Агрессия, как защита – выпятила грудь колесом:
-А хрен тебе, а не смерть! НА! – Он скрутил солидный шиш, девушке с голой грудью, и пьяными волосами, стоящей напротив него. –А-а-а-б-б-л-я-я!!! Н-н-у-у-у, давай! Давай!!! Давай! – покажи-ка, как выглядит, по-твоему – смерть!!! Не-е-ет?! Ну, давай! Ну что ты?!– духарился он, размахивая нелепым сплетением пальцев перед невозмутимой Смертью. Он кричал, но сердце, по-прежнему, как-то херовенько тарахтело в груди. Оно слишком помнило читающий палец внутри него.
-Давай, показывай - как там выглядит по-нашему, по-человечьи - Смерть…раз ты так любишь читать в нас как в книге! – закончил человек, уже давшим сбой – голосом.
-Мне кажется…я думала…что так, как я есть сейчас – тебе будет приятнее видеть, ведь всё равно - это настолько же далеко от истины, как и то, что я прочла в тебе о себе.
-Да уж показывай, мать! Хочу посмотреть – откуда ты вытащишь очередной фокус…учитывая, что на тебе шмотки только снизу!
Если и было в жизни, о чём он когда-то жалел по настоящему, то это был один из таких моментов. Жил внутри него ударенный котёнок. Ногой, по выпившему делу. Которого он на завтра увидел мёртвым на улицу. Придя на работу – он сожалел о сделанном. Мучения о нём - были как от гибели родственника, даже хуже. Потому что виноват был он. Это был первый такой случай, который тихим ужасом лежал в нём всю жизнь - мёртвым котёнком на сердце. Случай, почему-то ужасающе страшный для него, неисправимый. Этот – стал вторым.
В общем, момента превращения – просто не было. Всё опять произошло в том измерении бытия, в котором никто не поймёт вопроса «когда?». Перед ним, без разрыва во времени, без спецэффектов, могущих дать время прийти в себя - стояло чёрное покрывало, укрывавшее…что-то. ОНО - держало старую, нелепую, затупленную косу (так как он был горожанин, и косу на самом деле видел только на картинке – то «его» коса была из одного цельного куска чего-то там…). При взгляде в разрез капюшона – в узел сжался кишечник, сознание не выдержало затекающего в него ужаса. Его резко, и очень сильно стошнило. Тело не выдерживало того, что видели глаза. Хотя там, в разрезе – не было ничего. Просто НИЧЕГО! Да, и вот это было самым страшным. Неизвестное и недоувиденное – всегда пугает. Это знают и помнят все хорошие режиссеры. А там было именно «ОНО». От ужаса ещё похолодела и натянулась, с резким приступом боли - кожа на голове. Предыдущее «чтение» - показалось лёгкой разминкой. Мозг - просто впал в кому, как мышцы впадают в состояние болевого шока, чтобы хоть временно спасти мозг и тело от разрушающей боли и страха, и успеть дать команду телу - выдернуть себя из опасности, невзирая на боль. Говорить он не мог. Умереть – да. Говорить – нет.
-Всё, хватит! – сказала она. И перед ним опять стояла девушка, со всеми первоначальными раскладами, теперь выглядевшими глупее косы из одного материала.
-Да…ты права….так лучше. – прошипел он скованными голосовыми связками. И это уже была не шутка. Это уже звучала правда. Пусть Смерть. Пусть перед ним. Пусть! Но Господи! - НЕ ТАКАЯ!
-Я ведь сразу так и подумала. – Как-то, даже виновато сказала она. И продолжила: ведь я – твой друг!
-ТЫ-Ы-Ы!?
-Да, я. Я – твой друг. И всех существ, оставляющих след в…скоро ты узнаешь - в чём…
-Мой!?
-Да.
-И людей!?
-Да, ведь я уже сказала.
-Кхе…друг, бля, значит!?
-Совершенно верно. А насчёт Сальвадора Дали…он просто наркоман – сказала она, как бы между прочим.
И вот эта фраза, отдалённо напомнившая ему юмор - как-то сразу отпустила, вернула на землю.
-Ты и про это прочла?
-Да, я всё прочла. Но про него ты знать не мог, это - я знала сама. Я общалась с ним. Это возможно. Общаться со мной. Но, это всегда разрушает вас. Поэтому, все те, кого вы называете гениями и всегда боитесь – в вашем понимании – сумасшедшие.
-И что скажешь?
-Я уже сказала. Вы – странные.
-А…ну да…а те, другие… – нет, значит?
-Они – всегда логичнее. Очень разные, но – логичнее. По крайней мере, те, с кем я работала раньше. А вы – нет.
-«Они» - пьют?
-Это – тоже ваше «изобретение».
-А я бы выпил!
-Пожалуйста! – сказала она с прежней эмоциональной отдачей робота, и перед ним оказался стол с именно тем, что он любил.
Ясно, что это было уже не самое удивительное. Но именно это - его как-то расслабило, успокоило. Хрен с ним, со столом, появившимся из ниоткуда. Главное, чтоб из ниоткуда больше не появлялись монолитные косы, «оно», и не били Брайлем по мозгам!
«А и мать его так! Хоть сиськи, хоть смерть – один хрен. Два раза – не помирать!» -пришло само собой в голову.
-Спасибо!
-Пожалуйста. Я с самого начала пытаюсь тебе помочь. Ты не будешь два раза умирать, это невозможно…- она не успела договорить. Она отреагировала на то, как его передёрнуло.
– Извини!
Он вспомнил то, НЕЧТО, чёрное…теперь оно ещё и «извини» говорит…охереть. Но стол успокаивал.
-Да ничего, проехали. Фу-у-х-х…да мать, ты можешь помочь…истинно так! – сказал он с оживающим юмором.
-Смерть – всегда лучший друг и советчик. Но вы не хотите её слушать. Другие - почти всегда - хотят и слышат. А вы – нет. Вы и друг друга не слышите, - сказала она даже как-то сожалением.
-Это как же это так? – спросил Человек у Смерти (примем за факт, что это были Он и Она), опрокидывая спасительную рюмаху - прямо в свой страх.
-Как? Ну, это ведь очень просто. Помни вы всегда про меня…нас…даже не могу подобрать выражения…я одна, но…но я - не одна…как бы это понятнее для вас…в общем меня – много. Так вот, помни вы про меня ВСЕГДА (она сделал ударение на этом слове), каждый ваш поступок – вы жили бы правильнее. Вы не делали бы множество тех вещей, которые делаете. Делаете, а жалеете только тогда, когда я уже пришла забирать. Помни вы, люди, всё время, что эта секунда, каждая секунда вашей жизни – всегда может быть последней – вы жили бы совершенно иначе, и не боялись бы так меня. Подумай - а украл бы вор, понимая, по настоящему, - что этот конкретный отрезок времени, облечённый в подобный поступок – может быть последним мигом его жизни? Накричал бы кто-то на близкого человека, доведя его до слез – и я его вдруг возьму из вашего понятия мира. Ну, или его самого, кричавшего - собьёт машина, мне в работу? И окажется вдруг, для вас, до страшного неотвратимо, что последнее, что было в его жизни – это ругань и свара. Вы слишком самонадеянны и горды…вы не задумываетесь, что я, Смерть – всегда рядом. И каждый ваш день, любой из них – может быть последним. Без права на извинение, прощение, исправление, покаяние. Не знаю, поверишь ли ты мне – но часто самые насыщенные дни, самые чистые и наполненные – у приговорённым к смерти, когда они загодя знают о моём приходе. Я не один раз давала время тем, кто стоит передо мной для ухода – хорошо запомнить каждый листочек на дереве, солнце, небо, воздух, людей, каменную стену, расстрельную команду, муху, кружащую у лица…любой ваш последний миг вашей жизни – по их молчаливой просьбе. И я не могла понять – почему? - почему вы этого всего не видите сразу?! Это ведь так просто. Имей вы в моём лице союзника, знай, что я всегда, всегда вполоборота через плечо, чуть сзади-слева, и могу и забираю вас с собой в любой миг времени – разве вы совершали бы столько всего? О чём потом так жалеете в последние секунды? Ты понял, что я имею в виду?
Он понял. Он очень хорошо понял. Но понимание родило вопрос:
-Хорошо, почему, раз ты уже пришла, то всё это - рассказываешь мне? Так…так происходит каждый раз? И я уже мёртв? Или…или ещё…ещё жив?
-Ты сам меня просил. Но теперь я знаю – ты не помнишь, и не понимаешь что, когда, и у кого просил, и почему я здесь. Так даже лучше.
-Так, я тебя попрошу – оденься. Страшно подумать, чтО ты там, и в ком читала, до того как я тебя увидел...хотя увидеть свою смерть в таком виде – не каждому под силу. Не хотел бы я, чтобы моя Смерть выглядела так…такой нелепо - полуголой.
-Да, теперь я уже понимаю. Мне, в общем - всё равно. Теперь я яснее вижу, почему вы, люди – почти всегда так меня боитесь. Вы – видите то, что сами себе придумали. Ты же видишь меня такой, какой я захотела быть сама, подумав, что просто поговорить – так будет удобнее. Хорошо, я оделась.
Напротив него – уже стояла обычная одетая девушка, перед столом. Но всё равно, было ощущение, что, как только сядут батарейки – она упадёт головой на стол.
-Прости, мне сложно следить за такими мелочами, как излишняя правдоподобность. – Она поняла, о чем он подумал.
-Никогда бы не подумал, что передо мной будет извиняться сама Смерть! Да всё нормально, я уже привык. Да и за столом оно знаешь – как-то привычнее. Так в чём ты мне хотела помочь?
-В жизни. Ты сам просил.
-Слушай, это как-то смешно! Я просил Смерть – помочь мне в жизни?! – Само предположение таких взаимоотношений со смертью, как явлением - показалось Человеку диким. Несмотря на её пояснения. Ставшие, в общем, то - понятными ему. Но всё равно…смерть помогает в жизни…нда…
-Да, именно так. Ты часто, очень часто – заставляешь меня - быть к тебе ближе, чем к остальным. Тем, что убиваешь другие живые существа. И тем, что при этом сам – далеко не в лучшем положении относительно продолжения – уже своей жизни. Вы мне нравитесь. Как альпинисты, гонщики, и другие подобные вам. С вами – всё-таки проще. Вы чаще помните обо мне. Я это знаю. Я это всегда знаю. И когда меня просят по настоящему – я всегда прихожу на помощь. Ты по настоящему просил – я по настоящему пришла. Всё в вас. Вам дано столько, сколько мало кому из тех, у кого есть то, что рано или поздно – я забираю. Но вы почти всегда неверующи, слепы и глухи. Реже - стеснительны. Вам, людям, стоит чего-нибудь по настоящему захотеть, поверить в свершение мечты, не мечтать, а ПОВЕРИТЬ искренне и непоколебимо, что так оно и будет – и вы это получите. Что бы это ни было. Это больше не дано никому. «По образу и подобию»…да, пожалуй, так…по крайней мере, я таких, с такими правами - не знаю. А я знаю все формы…жизни – так это можно сказать, чтобы тебя не запутать...
-Кого это я убиваю?! – заволновался Человек, почему-то именно от этой её фразы.
-Не переживай, я не судья, я исполнитель. Хотя и судей над вами, в вашем понимании – нет. Вы – сами себе судьи. Да, ты убиваешь. Тех, кого вы называете «рыбы».
Она подумала и добавила:
-Кстати, вода – усиливает ваши просьбы. Она – ваш союзник. Она – живая. В полном смысле этого вашего слова. Но вы этого тоже не знаете, не понимаете. Почти все из вас. Вы обычно глухи даже к ответам на ваши просьбы. Даже самые чуткие из вас. Просите, но вы часто не понимаете точно – даже чего просить. И поэтому, точно так же тяжело - вам помочь.
-То есть ты меня услышала в воде!? Когда я охотился?!
-Совершенно верно! И именно вода помогла тебе в твоей просьбе. Странно, но она любит вас.
- О чём же я просил?
- Помочь. В чём – я не могу сказать. Ты это узнаешь позже.
-Ты мне поможешь?
- Да. Ты мне понравился. Я очень редко это делаю. Но ты попросил очень необычную вещь. Я была не против…назови это - «лично». Да, точно! Я была «лично» – не против! И мне разрешили тебе помочь. Кроме того, у меня есть свои причины это сделать. Но ты этого опять таки не поймёшь. У вас даже нет таких понятийных ассоциаций. Лишь примерно это можно обозначить как интерес с моей стороны к твоему необычному поступку.
- Разрешили помочь? У тебя есть начальство!? – мысль об этом – была просто убойной! У Смерти есть начальство, отпуск, отгулы, и её могут отчитать на ковре!?
- Нет, начальства у меня нет. Почему вы так радикальны? Просто всегда – есть…ну, что-то иное. Не то, чтобы выше, главнее, а просто выполняющее иные функции…ну вот так, примерно. Ведь ты не считаешь начальством – свой язык, или мозг, потому что без каждого из них - ты не сможешь говорить? Это всё единое целое, но оно должно работать согласованно. Хотя, с другой стороны – у отдельных элементов - есть определённая свобода.
- В общем, получается так – я - о чём-то просил? Нечто там такое просил. Так? Ты услышала. Отозвалась. И поможешь мне? Дожился…мне помогают…помогает - сама Смерть – а я даже не знаю в чём!?
- Я понимаю твоё замешательство. Но почти всё – именно так. К сожалению, я не могу помочь тебе с пояснением, иначе эта помощь не будет иметь никого смысла. Как ни странно, в этой ситуации – полное понимание тобой происходящего – возможно, но я не могу этого сделать. Не могу тебе открыть всё. Таковы условия. Всё-таки язык не может задать вопрос мозгу. Хотя они по большому счёту равноправны в создании звука как явления, и посему – равны...
Тут вдруг, что-то начало трезвонить, гудеть прямо в голове, вещая о чём-то. Об известном, о привычно - нудном. Всё подёрнулось какой-то дымкой. И узнавший звук мозг - резанула мысль: «БУДИЛЬНИК!!! Мать его! - милый мой будильник!!! Да я сплю!!! Голая Смерть, хуеверть…пересрал как дурак. А это – сон..ми-и-и-и-л-ы-ы-ы-й сон-н-н-н!».
Смерть и стол начали покрываться сизой дымкой, уходить за горизонт сознания. В порыве радости, как это бывает после кошмара, по осознанию того, что это был лишь сон – он со смехом проорал тающей Смерти:
- Прощай, детка!!!
Уже просто на грани пробуждения он услышал тающее:
-Не подведи. До встречи!
- Да хрен тебе, милая, а не встречу! – радостно нахамил он даме с косой, чувствуя свою безнаказанность, дарованную будильником (О! Как приятно может звучать этот мародёр времени!). И смачно наложил руку на руку, увенчав интеллигентный словесный реверанс - традиционным русским рукосплетением.
- Кому это там хрен? Ты что?! – раздался опять женский голос.
- Б-б-ля!!! ТЫ ОПЯТЬ ЗДЕСЬ!? – в жути он задал вопрос, но уже чувствуя, что в совершенно ином состоянии бытия. Хотя вопрос таки вырвался. Ведь это только во сне кажется, что ты наяву. А проснувшись – ты чётко понимаешь: то был сон. Так и тут. Он чётко осознал – он видел яркий, и правду сказать – интересный сон. Но тут, теперь – он был наяву. Это то он понял сразу. Не первый раз ведь сны сняться. Хоть таких….таких - он не припомнил отродясь. И тут такое! Опять женский голос под руку!
-Да ты что!? Приснилось что!? – вопрос прозвучал уже с настоящими эмоциями
Он окончательно пришел в себя. Сел на кровати. Отметил, что почему-то без трусов. Но – в носках, майке и рубашке с галстуком. Томно подумалось, что умирать так – ужасно стыдно. Рядом села жена, и обеспокоено посмотрела на него. «С ума сойти, перепутать жену со смертью!» - пришла в голову очередная смешная хрень, просившая дальнейших ассоциаций насчёт тёщи, зарплаты и прочего. Но от моральной радости пробуждения после тяжелого, неясного, сумбурного сна – хотелось продолжения радостного и светлого. Всё-таки жизнь – это хорошо. Даже без трусов.
- Да всё порядке. Сон приснился…не первой свежести!
- Точно? Ты какой-то бледный, и просто мокрый… - усомнилась супружница в добром здравии своей эротично настроенной половины.
- Всэ як мае бути…товарища кофейского бы бахнуть…сделаешь?
Жена, заставив его покраснеть снятием носков, сделала первый апперкот:
- Да…ты уж вчера бахнул! Так бахнул…соседи милицию хотели вызывать. Не помнишь наверное?
- Нет…кхэхх…бляха-муха…да?
- Да, чуток лишнего ты выдал на-горА. Ну, как на мой непритязательный вкус. Задумайся. Ведь всё чаще и чаще…а впрочем – твоё дело. Ты уж давно перестал меня спрашивать. Повзрослел видно. Ну, смотри, всё в твоих руках, и даже ты. – Переиграла жена известную песню, и очень спокойно ушла на кухню, начав греметь чем-то, должным родить кофе для семьи в разных чашках (ни одной одинаковой в доме почему-то не было). Он зашел на кухню, ещё не отойдя ото сна. Но трусы, всё-таки, уже воцарились на главе прайда. Жена себе тихо резала хлеб под бутерброды с кофе – его охотничьим ножом. Глаза мыршавого льва с кумэдным галстуком до трусов - начали наливаться кровью. А ум - очередной лекцией о том, что «вот вдруг под водой в сеть влечу, а ножа нет, или тупой…», ну и так далее. И тут он вспомнил, что сам обещал подарить ей нормальный набор кухонных ножей, так как имеющиеся – уже можно было давать детям во дворе, в качестве игрушечных. Зарезать или заколоть ими можно было только условно-невероятно. А точить он не любил и не умел. Лишь один охотничий нож, трудами и советами коллег – был доведен до состояния бритья. Подарить ножи он обещал. Как и новую посуду. Как и поехать отдохнуть. Но, или забывал. Или жаль было денег. Или не было времени…ведь и те вроде режут, ведь и так не переутруждаемся. Нет. Наверное, скорее забывал. Забывал за своими делами. За всегда чем-то более первоочередным. И тут, вдруг, отсутствие нормальных ножей на кухне – показалось очень важным и неправильным. Он решил, что ОБЯЗАТЕЛЬНО купит ей набор ножей, чтобы облегчить труд домохозяйки.
Пыл по ножу остыл, и даже стало стыдно:
-Смотри, руки не порежь.
- Да уж не переживай. В кои-то веки я так рискую. Раз в год – острый нож в руках. – Сказала жена с юмором и оттенком усталости в голосе, для усиления эффекта ответного удара.
Почему-то вдруг пришел на ум – сегодняшний, ещё свежий сон. Слова: «вы обычно глухи даже к ответам на ваши просьбы…» - толкнули подумать о том, что нужно и можно что-то делать хорошее, приятное для окружающих и себя – не по расписанию и не от крайней нужды. А просто иногда делать.
- Слушай, мать, обещаю – на днях куплю набор ножей…и посуды!
- Даже уж и посуды!? – рассмеялась жена, так, что даже крошки от тестируемого бутерброда, изо рта - полетели на стол - балуешь, балуешь! Слушай, Ален Делон – или уж трусы снимай, или галстук! – хохотала она уже до слёз. Вогнав утреннего, мятого душой и телом мужа в такой стыд, какой он не помнил уж годы.
- Та не, сто процентов говорю, только напомни!
- Уж напомнить – совсем очень даже легко...садись, завтракай…расщедрился мне, султан в носках…ещё и в разных! Ещё и в театр пообещай сводить. Добей старушку добротой! – с беззлобной иронией, но опять хохоча - отпарировала жена.
Завтракали молча. Жена краем глаза, от нечего делать - смотрела утреннюю передачу от какого-то идиота, который рекомендовал жрать то вообще ничего, то какое-то говно с каким-то силосом вперемешку, рекомендованное тётей Глафирой из Белибердинска - при всех болезнях и горестях. Такая телетупость – всегда хороший фон для размышлений.
Слова про театр – запали мужу в душу. Им обоим уже почти по 60 лет. Дети давно на крыле, самостоятельны, и даже помогают родителям. Не сказать, чтоб и бедовали. Не очень легко, но на пустые бутылки в доме - смотрели не на как источник дохода. На театр – так уж точно – были и время. Были и деньги. «Положа руку на яйца, если честно - нет вечно времени даже просто подумать об этом, о том, что не три раза ведь живём…» - прожевал мысль мужнин мозг под кофе, дополнив мысль, как всегда, мысленно, любимым его «перевёртышем» о сердце. Не купленный вовремя лук, на базаре – уж давно казался важнее землетрясения в Японии, и отсутствия взаимовнимания…да, сожрал быт двух людей. И начала переваривать семейную жизнь – её величество Обыденность. Муж жевал и бутерброды, и хаотичные мысли примерно такого смыслового наполнения: «сон сном, а правду баба сказала – подохнем, и ничего не успеем сделать…сидим вот, жрём бутерброды, а подавился, лёг на пол – и даже прощения за вчерашнее не успеешь попросить…так и сдохнешь перед этим дауном в телевизоре….лучше уж в окопе, за Родину, за Сталина…но и этих то сейчас нет. Одну продали. Второй – умер…и сдохнуть геройски – как бы и не за кого…».
- Слушай, а давай в театр пойдём!
Жена вздёрнула брови, посмотрев на мужа, как на забавную зверуху. И, чтобы подчеркнуть своё нарочито-смешливое удивление – приоткрыла рот с по смешному непережеванным утренним завтраком.
- А почему нет? Завтра суббота, завтра и пойдём! – пока не залилась смехом жена, дорезал свою благородную атаку муж.
Жена перестала жевать, и посмотрела как-то обеспокоено, как смотрит на поносящего ребёнка – мать. Оно вроде и не смертельно, но не очень то и полезно дитю.
- Ты чего это? На охоту ты и так никогда не отпрашивался! – резковато как-то ответила жена. – Так и сейчас, не надо театром задабривать. Едь себе…не маленький уж.
Д-а-а-а. Охота – это было их больное место. У него, если был нетерпеж вогнать себя в воду – перешагнуть его он не мог. Она этого не понимала. Вернее не всегда. А ещё точнее - понимала всегда. За столько лет уж научилась. Но иногда срывалась. Ведь он тоже часто перебирал, не считаясь с ней. Тогда он всегда огрызался, но ехал. Хлопала дверь. Оба чувствовали себя потом плохенько. Но его попускало на охоте, а её – в домашних делах и беседах с подругами. Открыто, до самой поездки – об этом говорили редко. Всё вспыхивало не часто конечно, но почти всегда в момент «слушай, хочу завтра…». Не то, чтобы она была против его хобби. Да вроде и нет. Но она считала, что он где-то её не понимает и не уделяется ей времени, как хотелось бы…а он считал где-то также, но по-мужски. Один хрен – полной гармонии в этом вопросе не было. Как бы вроде и не враги, и понимали, и ругались крайне редко…но вот так сложилось, что подводная охота, и время на неё - часто были катализатором для всплеска накопившегося.
- Да нет, на охоту я не поеду! Не, ну, чё ты?! Ну, на самом деле! – сгоняем, бутербродов в буфете поедим, а, мать!? Ну!? Ну? Сколько мы в театре не были!?
Женщины имеют иногда чудовищную в мужском понимании память. Они помнят день рождения их хомячка. Они чудовищно точно помнят: когда вы встретились, сколько лет вот этим брюкам и вашей совместной жизни. Они никогда не забудут - ни про одну дату. У них как органайзер в голове! «Ты помнишь, какой сегодня день?». «Нет…». «Сегодня пять лет, как мы первый раз поцеловались!». Просто поражает такая память. Мужики не помнят то, когда это и в последний раз было, не то, что пять лет назад.
Отсюда и вырос мгновенный ответ жены:
- Да чё-ж не помню!? Когда родня из Барнаула приехала, мы и пошли в театр, с ними вместе!
- Да ну ты что! Они уже на постоянку в Канаду года три назад уехали! А это до того приезда - было ещё с пару лет..
- Семь
- Что семь!?
-Семь лет назад - они уехали в Канаду. Как раз внук, Ваня родился…ты что!?
- Да ты что…постой!!! Это, что, получается - мы больше чем семь лет никуда не ходили…не может этого быть!
- Да-а-а-а, матема-а-а-тик…девять лет уж – никуда. С чего это ты так распереживался так?
- Девять лет…твою ты…девять лет!….а сколько внуку сейчас?
- Кино и немцы с тобой! – рассмеялась жена, дав шутливого щелбана мужу – ну сам же уж вспомни секунду назад что говорили! – семь лет!
- А-а-а-й, ну да, да! – ему и самому стало смешно.
- Напомнить, как зовут? – уже хохотала жена.
- Ай, та ну тебя! – тоже смеясь над собой – кинул муж и хлопнул жену чуть ниже ватерлинии.
- А-а-а! Дак ты ещё и приставать!?
- А ну а если и так, то шо!?
Ну, и понеслась душа в рай…хорошо, что не было соседей снизу. А то явно вызвали бы неотложку для сердечников, или может, подумали бы, что пенсионеры сверху подурели, и решили с утра в квартире - сообща повыбивать матрасы. Получилось всё как нельзя лучше. Мир был налажен. Муж поехал, купил билеты в театр. И даже набор кастрюль. Ножи конечно забыл. «Эх, мужики, мужики!» – сказали бы женщины. И были бы правы. Во-первых – мужики. Во-вторых – забыли.
На охоту конечно, действительно хотелось. Но всё шло так хорошо, что он боялся заикаться про неё. И как-то от радости жены этим мелким но таким важным переменам – стало радостно и ему. Этот день, и последующий - был необычным. Наполненным смыслом. Так ему казалось. А значит - оно так и было. Потому что, всё что ни есть, и всё чего нет – всё внутри нас.
Давно не было в семье такого лада. В субботу пошли в театр. Оказалось, что если с такими перерывами – так даже и ничего, было интересно. К набору кастрюль присовокупили, уже сообща – набор новых ножей. Прибыло на кухне. Как-то, что-то прибыло и в душе.
Но вот примечательно - всё время у него из памяти не выходил дурной сон. Вернее он не мог понять – дурной или нет? Благодаря ему – он пошел с женой в театр. А потом - взял и позвонил детям. Услышал внуков. Наметили неожиданные совместные планы, нашли наконец-то время.
После театра, он всё время думал по дороге домой, дома – о словах странной женщины-смерти из сна (на самом деле он забыл очень многое, кроме основных вех). Словах о том, что каждый наш день - может быть последним. И странно, эти слова больше не пугали. Они предупреждали – да. Но страшно не было. «И действительно» - подумал он – «Если завтра неожиданно умереть…что я после себя оставлю? Отложенные деньги? На которые так и не куплю ничего?...а жена давно намекала на новую стиральную машину, а мы всё вроде жалеем. Живём, как будто все наши «завтра» – не закончатся никогда. Не ездим отдыхать. Нигде давно не были. Детей не видели, внуков…умрем, как вот та, не такая уж старая соседка, которую хоронили месяц назад – и что!? Да…сон сном – а права была Смерть, или это уже подсознание стучит? - не знаю…странно всё это…но и хорошо ведь как получается сейчас – с другой стороны…»
Его размышления резко прервала жена.
- Слушай, театрал! Это…завтра хорошая погода должна быть…давай поедем куда-нибудь? На природу? Ну…ты там поныряешь, например (она почему то смутилась, как при неприличном предложении), а я в лесу похожу, пособираю грибы…а выйдёшь из воды – сделаем уху, у костра посидим, да и домой вечером поедем?
Если бы она предложила сжечь все её шубы и одежду, чтобы наплавить ему свинцовых грузов последним теплом умерших за чужую красоту зверьков – он удивился бы меньше. Но он всё понял, сделал вид, что предложение естественнейшее. Ну а то, что он ему был рад – это не сказать просто ничего. И он поныряет. И жена будет рядом. Да! Он решил - он не будет долго плавать! Так, пару мест «пробить», из своих «верняков» - и на берег…вместе у костра, как давным-давно не было…хорошо будет, погоду бы ещё…эхх.
- Хорошо, конечно давай поедем! Я сейчас позвоню мужикам – узнаю, куда ездил кто – где грибов больше видели! Понырять мне везде в радость, а тебе, чтоб скучно не было…да, узнаю где по грибам ударить можно! – его радости не было предела.
- Да не упирайся в грибы, не будет их – просто отдохну, книгу почитаю, только возьми мне кресло раскладное, если его крысы не съели в кладовке.
- А если и съели – купим новое, завтра же! Купим пару штук – может ещё
Снаряжение, консультации, и просто поп...ть ))) +380677131503
Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Мой канал на Ютубе:
www.youtube.com/user/vm1978vm/videos